- С тобой что-то случилось в Москве. А ты скрываешь.
И я испугалась этих его слов. Принялась заверять, что всё в порядке. И, в конце концов, придумала, а, может, и не придумала совсем, оправдание. Мол, глупая, всё-таки страдаю по Андрею.
Отец из-за моих слов расстроился. Заметно расстроился. А я подошла и обняла его, повисла у него на шее, как никогда раньше не поступала, на что у меня никогда не хватало смелости и открытости. А в тот день я это сделала. И даже позволила себе всхлипнуть от жалости к себе, совершенно искренне.
- Это пройдет, папа, - сказала я ему. – Обещаю. Я знаю, что он мне не нужен. Я всё забуду.
- Это будет самым правильным, - проговорил тогда отец. Обнял меня в ответ и поцеловал в лоб.
Спустя пару недель моей новой, самостоятельной и одинокой жизни, как я это про себя называла, объявился Вовка. Причём, объявился он у проходной завода, поджидал меня по окончании рабочего дня. На своей новой машине, увидел меня и из автомобиля вышел. С призывной улыбкой. А я, признаться, при виде него, встала, как вкопанная. Первой мыслью было – бежать, но бежать особо некуда было. Если только обратно к проходной, но это явно было бы глупым поступком.
- Привет, - улыбнулся он мне. Улыбнулся, как раньше, широко и лучезарно.
- Привет, - осторожно отозвалась я. И тут же поинтересовалась: - Что ты тут делаешь?
- Тебя жду.
Я негромко хмыкнула вместо ответа или проявления какого-либо восторга. Я попыталась Вовку на узком тротуаре аккуратно обойти, направилась к остановке.
- Вика, давай я отвезу тебя домой, - предложил он.
Я поинтересовалась:
- Зачем?
Вовка пожал плечами.
- Просто так. Это же лучше, чем ехать на автобусе.
- Не уверена.
Он поймал меня за руку.
- Вика.
Мне пришлось обернуться, взглянуть на него. Посмотрела в его добродушное, такое знакомое каждой черточкой лицо, и, если честно, мне захотелось поднять руку и потрепать Вовку по щеке. Не из любви, не из умиления, а просто потому, что он казался таким понятным и своим. И даже его предложение меня подвезти до дома, его появление сегодня, всё это было мне хорошо понятно, все его мотивы. Вот только заинтересованности в них у меня уже не было. А ведь совсем недавно я с таким нетерпением ждала от него каких-то шагов, поступков, слов, но так ничего и не дождалась, пока наши отношения с треском не развалились на мелкие осколки.
- Я доеду на автобусе, - сказала я ему. – Но спасибо за предложение.
Вовка снова попытался поймать меня за руку. И вновь повторил моё имя, на этот раз с просительной интонацией.
- Вика.
А я головой покачала и попросила его в ответ:
- Не надо, Вов. Уже ничего не надо.
Он расстроился. И, наверное, разозлился. Потому что всё благодушие с Вовки в один момент спало, и выражение на лице, как и взгляд, стали крайне недовольными. Руку он от меня убрал, остался стоять на месте, пока я шла к автобусной остановке. Я разок обернулась на него, видела, как он стоит, сунув руки в карманы джинсов и хмуро на меня смотрит. Он смотрел, а я отвернулась. Немного не по себе было стоять на остановке, поджидая автобус, чувствуя его взгляд на себе. Мы были будто чужие друг другу, хотя, именно так, наверное, и было. Любовь закончилась, и мы превратились в чужих людей. По правде говоря, о Вовке я совсем не думала все эти недели. И это было странно и само по себе трагично. В моём понимании, страдать я должна была именно по отношениям, которые длились больше двух лет. Из-за человека, с которым жила, за которого хотела замуж. А не ждать днями и ночами звонка, сообщения от другого, с которым знакома всего несколько недель. Но именно по Андрею я плакала ночами, и тосковала вечерами. Слава Богу, хоть днём была занята настолько, чтобы не отвлекаться на печальные мысли. Но мне до сих пор казалось несправедливым то, что случилось. То, что он мне сказал. То, что обвинил во всём меня. Мне безумно хотелось посмотреть Андрею в глаза и сказать то, что не осмелилась сказать ему на вокзале. Что неправильно и несправедливо обвинять меня в решениях, принятых не мной, а другими людьми. В том числе, его отцом. Да и за поступки своей сестры я никакой ответственности не несу.
- Ты можешь мне, наконец, сказать, что с тобой происходит? – спросил у меня отец.
Мы сидели за праздничным столом, у папы был день рождения, и я пришла его поздравить. Никакого празднества они с Верой устраивать не стали, только семьёй собрались за накрытым столом, с салатами и красивым тортом, что Вера испекла сама, специально для папы. Мама вот никогда для папы торт не пекла. Мне почему-то вспомнилось, что торт она всегда пекла только для Ксюши, а для меня лишь дважды, на окончание одиннадцатого класса и на восемнадцатилетие. Для Ксени же на каждое день рождение и всякий раз, когда сестра её об этом просила, даже без повода.
Когда отец задал мне этот вопрос, мы остались с ним за столом вдвоём. Мальчишки убежали на улицу, а Вера отлучилась на кухню. По всей видимости, я о чём-то призадумалась, как всегда в последнее время, невесело, отец ко мне присмотрелся и спросил:
- Что происходит? Скажи мне правду.
Правду. Я понятия не имела, как именно сказать ему эту самую правду, и нужно ли это делать. Но, видимо, в последнее время я вела себя настолько странно, измученная бесконечными размышлениями, что скрывать истину становилось всё труднее, а то и невозможно.
Я на отца посмотрела, выдохнула, собираясь с духом, и произнесла:
- Нам нужно это как-то принять. Я не знаю как, папа, но это необходимо сделать.
Удивительно, но отец, во время моего рассказа, даже вопросов мне не задавал. Он молча слушал, уставившись в одну точку, лишь однажды в том же молчании налил себе рюмку водки и выпил залпом. А Вера… Вера стояла у него за плечом и лишь с тревогой наблюдала за мужем.
Я расплакалась. Когда сказать мне стало нечего, я разревелась, неожиданно ощутив безумное облегчение. Что это больше не моя тайна, что мне не нужно нести всё это в себе, притворяясь стойкой и не сгибаемой. Только сказала:
- Я не знаю, как рассказать это маме. Просто не знаю.
- Не нужно ей ничего говорить, - заявил отец. Кажется, это были его первые слова с начала моего рассказа. И посмотрел он на меня строго, почти сурово. – Она ничего не должна знать.
- Надеюсь, вы потом в этом не покаетесь, - вздохнула Вера где-то рядом. Её голос прозвучал совсем тихо, и ей никто не ответил.
Отец на меня посмотрел.
- Ты говоришь, что она счастлива? Ты уверена?
Я едва заметно пожала плечами.
- Я не знаю. Я, вообще, не знаю того человека, с которым встречалась, папа. Это больше не Ксюша.
Отец сидел, опустив голову, и водил открытой ладонью по скатерти. Водил и водил. После чего сказал:
